"ОГОНЬ" Нади Захаровой

"О чем невозможно говорить, о том следует молчать" - этот знаменитый тезис из "Логико-философского трактата" Л.Витгенштейна прекрасно описывает феномен фильма "Огонь" Нади Захаровой, который будет показан под занавес организованного Ижевским киноклубом фестиваля «Этника». Изредка звучащие здесь с экрана реплики несут уж точно не большую смысловую нагрузку, чем соседствующие с ними гром, шелест листьев или бесцеремонно перегружающий микрофон почти любительской камеры натиск степного ветра. На самом деле «Огонь» является очень чётко артикулированным высказыванием, но сделанным именно на языке ДВИЖУЩЕГОСЯ ИЗОБРАЖЕНИЯ, так что писать о нем слова - чрезвычайно трудно и в конечном счёте довольно бессмысленно, всё равно, что «танцевать об архитектуре», если обратиться к другому известному высказыванию. И всё же я пишу, но только лишь потому, что чувствую необходимость с одной стороны объясниться насчёт самого факта включения его в программу «этнического» кинофестиваля, а с другой – хоть как-то подготовить ижевских зрителей к восприятию этого странного, достаточно непростого во многом, но очень свежего, чувственного, практически осязаемого (и «обоняемого») кино.

«Огонь» - дипломная работа пермской художницы и фотографа Нади Захаровой, ученицы мастерской Артура Аристакисяна в Московской школе нового кино. Тут сразу нужно заметить, что среди растущих, словно грибы после дождя, киноВУЗов, это редкий пример того, когда мастер озабочен в первую очередь именно сущностными, а не исключительно профессионально-прикладными вопросами. На одном из первых же занятий Аристакисян предложил своим студентам в качестве темы для их видео-упражнений притчу из апокрифического Евангелия от Фомы: «14. Иисус сказал ученикам своим: Уподобьте меня, скажите мне, на кого я похож… Фома сказал ему: Господи, мои уста никак не примут сказать, на кого ты похож… И он взял его, отвел его (и) сказал ему три слова. Когда же Фома пришел к своим товарищам, они спросили его: Что сказал тебе Иисус?. Фома сказал им: Если я скажу вам одно из слов, которые он сказал мне, вы возьмете камни, бросите (их) в меня, огонь выйдет из камней (и) сожжет вас.» Надя рассказывает: «Я начала снимать и разгадывать притчу при помощи камеры. В общем, на протяжении фильма я только и делаю что ищу ответ на вопрос из притчи: на кого же Он похож. Мои герои отвечали мне собственной жизнью. Позднее я включила притчу в начало фильма, потому что без нее ничего бы не было… Я снимала на протяжении всего времени обучения, в общей сложности два с половиной года. Съемки проходили в разных местах: Пермь, Москва, Киев, Санкт-Петербург. Последние кадры сняты в Монголии. Эти съемки стали для меня способом постижения природы кино. Я никогда до этого не снимала, для меня все было впервые… Сценария не было, я отталкивалась только от притчи — снимала то, что казалось важным…фильм — исследование, в процессе которого я делала собственные открытия. А открытия невозможно заранее задать в сценарии. Поэтому я реконструировала свои ощущения на монтаже». (из интервью Нади Захаровой).

Возникший в результате кинотекст – поэтический, в нём элементы сочетаются в соответствии с логикой интуитивного постижения действительности. Вооружённая лишь своим искренним желанием понять «на кого же Он похож», при почти полном изначальном отсутствии владения профессиональными штампами и хитростями, автор ищет ответы у грозовых туч над мегаполисом, у городских маргиналов и сертифицированных «сумасшедших», в цыганском таборе (на самом деле даже в 2-х разных), на берегу Байкала, в монгольской степи…  То есть в целом движение взгляда – центробежное, от условно «урбанизированного» пространства ко всё более естественному, природному, причем галерея самобытнейших человеческих лиц существует не просто на равных, а в теснейшей рифме с явлениями природы и животными. «Огонь» поразительно лишён той привычной антропоцентричной спеси, которой заражено восприятие даже лучших из нас. Режиссёр рассказывает: «Недавно на встрече со зрителями меня спросили: «Вы хотели показать, что люди — это животные?». Нет, конечно… Но мне было интересно наблюдать за животными. Мы похожи — у нас одинаковая грусть в глазах». Преподававший в МШНК оператор Фред Келемен (прославившийся в частности как оператор технически и мировоззренчески бескомпромиссных поздних картин Белы Тарра) заметил про надино изображение, что «еёкамера любит мир, она смотрит ласково и скользит по этим детям так, как будто целует их».Ещё одно доказательство того, что никакая профессиональная искушенность не способна превзойти настоящий человеческий интерес и чуткость к определённым вибрациям, от рождения дарованные художнику.

За время просмотра зритель (особенно воспитанный однозначной и предзаданной картинкой телеэфира) не раз вздрогнет от дискомфорта, вызванного прямым контактом с другой жизнью – когда маргинальные для привычного взгляда герои смотрят ему прямо в лицо, т.е. в объектив снимающей камеры, как это бывало в сверхреалистичных  игровых фильмах Алексея Германа-старшего.   «На самом деле они смотрят не на камеру, а на меня», - признаётся Надя Захарова,  -  «не было такого, чтобы я ходила и тыкала камерой людям в лицо. Просто, когда ты разговариваешь с человеком, ты смотришь на него, и это естественно. Кроме того, дети не воспринимали камеру как объект, связанный с кино, — для них это просто игрушка…У меня был очень несолидный аппарат — дешевая камера с собственноручно прикрученным к ней советским объективом. Это выглядело несерьезно, и меня даже не спрашивали, что я снимаю, — все были уверены, что я турист с фотоаппаратом».

И здесь я сразу должен заметить, что для определённого типа зрителей уже так или иначе собственноручно приобщившихся к фильмейкерству и «видеографии», а в связи с этим являющимся адептами «качества» (обычно понимаемого в самом расхожем стандарте того же ТВ), это кино может стать труднопереносимым опытом. Но как человек снимающий я просто завидую сальерианской завистью многим кадрам, не понимаю, как они были сняты… но понимаю, что просто не обладаю таким типом зрения, каким обладает автор «Огня». Есть фильмы, сделанные как бы помимо неотъемлемой машинерии кино, будто чистой человечностью, на прямом душевном (и можно даже сказать кровном) контакте с предкамерной реальностью. При этом они могут технически выглядеть более совершенно, или же менее, суть тут не в этом (хотя, повторюсь, мне лично страшно нравится и то, как именно «Огонь» снят). Здесь важнее, что автор, обладающий уникальностью взгляда и направляющей этот бескомпромиссный взгляд исследовательской волей, становится для нас медиумом, переносящим нас в некую параллельную человеческую вселенную, способную оставить настоящий эмоциональный ожог, даже изменить зрителя, привести его туда, где иначе он никогда бы не смог оказаться.

«Получается уникальный и, может быть, чуть назидательный пример существования совершенно иной системы жизни. Другие ценности, устремления, трагедии и радости. Эпическая картина рассказывает истории о конкретных людях, которые выполняют свои ритуалы каждую секунду в непривычной для нас системе координат. И вот эта иная точка зрения и даже точка сборки переворачивает сознание и разрушает стереотипы восприятия. Возникает полезный дискомфорт. Зритель вдруг начинает догадываться, что, раз на одной с нами земле живут совсем другие люди, не до конца понятно, кто, вообще говоря, прав – мы или они? А кто заблуждается». (из статьи Дениса Катаева в журнале «Искусство кино»)

Надо сказать, что это свойство характерно и для работ надиного мастера в МШНК Артура Аристакисяна, так что неизбежно у кого-то возникает впечатление, что фильм сделан под его влиянием, едва ли не подражателен. Но при более глубоком рассмотрении, становится очевидно, что сходство это во многом внешнее, основанное лишь на определённом родстве фактуры, а кроме определённого режиссёрского мужества и бескомпромиссного стремления «дойти до самой сути» Захарова почти ничего у своего учителя не взяла. Её личная мифология лишена постхристианской эсхатологии её мастера, этот мир гораздо более природен и одухотворён силой неведомого, он во многом питается из тех же источников, из которых рождалось как бы анонимное, коллективное народное искусство. Неслучайно в последнее время Надя увлечена собиранием сохранившихся главным образом от малых народов сказок, а её рисунки и фото также несут на себе печать их дикой мощи.

Единственный кинематографист, чьё влияние на себя Надя Захарова готова безоговорочно признать - это Форуг Фаррохзад, гениальная иранская поэтесса и автор одного из самых невероятных на свете фильмов «Дом – чёрный» (1963).

Сергей Белоусов, специально для Ижевского киноклуба